Правовые, демографические, социальные и экономические изменения в жизни российских евреев шли рука об руку с религиозной и культурной революцией в девятнадцатом веке и в первые годы двадцатого столетия. Большинство российских евреев до конца имперского периода оставались традиционными в своей повседневной жизни и практической деятельности, но российский иудаизм вряд ли был статичным или невосприимчивым — хотя и сложным и часто противоречивым — к влиянию ползучей современности.
За 50 лет между разделами Польши и царствованием Николая I хасидизм распространился как лесной пожар по большей части восточноевропейского еврейства, захватив умы и сердца большинства евреев Украины и конгрессной Польши, где процветали дворы хасидских ребе, приобретая огромное духовное, политическое и даже экономическое влияние.
Только в Литве и Белоруссии (оплотах оппозиции хасидизму, объединяемых евреями термином «литва») хасидизм не завоевал большинство евреев, хотя и здесь значительные успехи были достигнуты такими группами, как карлинские хасиды в Пинской области и движение Ḥabad, основанное в небольших городах Любавичи (Любавич) и Ляды. Раввинское и интеллектуальное руководство литовско-белорусских евреев, которых теперь называли миснагдим, или противниками хасидизма (парадоксальный признак восхождения последних!), противостояло привлекательности хасидизма как в идеологическом, так и в институциональном плане. Лидеры миснагдизма, такие как рабби Ḥаим бен Ицхак из Воложина, разработали новую, более одухотворенную теологию, в которой использовались хасидские идеи, но при этом сохранялась твердая приверженность талмудическому интеллектуализму как вершине и summum bonum еврейской жизни. Они также основали новые типы интенсивных ешив, которые привлекали студентов со всей Восточной Европы (а также небольшое количество студентов с Запада). Такие академии и их интеллектуальные наставники пытались остановить поток секуляризации в жизни российского еврейства, но некоторые ешивы — особенно самая престижная, Воложинская ешива — по иронии судьбы также послужили питательной средой для хаскалы среди своих студентов.
Другой подход был основан раввином Йисраэлем Салантером (Липкиным), основателем движения «Мусар». Салантер считал, что повышенное внимание к моральным и этическим учениям, а также интенсивная дисциплинарная система, прививающая эти ценности, защитят евреев-традиционалистов как от опасностей хасидизма, так и от секуляризации. В конце девятнадцатого и начале двадцатого веков возникло небольшое модернистское ортодоксальное движение, которое стремилось синтезировать традиционный иудаизм и современное образование. Еще меньшее число евреев, почти исключительно из высших слоев среднего класса и проживающих в крупных городах, приняли российский вариант либерального или реформистского иудаизма.В течение имперского периода все больше евреев стали отказываться от традиционного иудаизма. Хотя идеалы Хаскалы, еврейского просвещения, провозглашались лишь небольшим числом еврейских интеллектуалов, которые в конечном итоге в основном обратились к более радикальным движениям сионизма и социализма и их различным пересечениям, реальная жизнь все большего числа российских евреев стала все больше соответствовать целям просветителей: прежде всего, миллионы евреев в Российской империи начали говорить по-русски и становиться потребителями русской культуры, даже сохраняя идиш в качестве родного языка. Все больше и больше евреев стали посещать русскоязычные начальные и средние школы, а затем и университеты. Как и в любой другой современной еврейской общине, языковая аккультурация строго соответствовала социально-экономической восходящей мобильности и гендерным различиям. Этот процесс русификации усилился в советский период, когда русский язык быстро стал основным языком большинства российских евреев. В польских провинциях империи среди евреев происходил аналогичный процесс полонизации. Аккультурация часто сопровождалась политизацией.
Огромное значение имел подъем новых политических движений в российском еврействе. Первые ростки современного еврейского национализма появились в конце 1860-х и в 1870-х годах, когда небольшое число российских еврейских интеллектуалов применили принципы современного европейского национализма к евреям. Такие деятели, как Перец Смоленскин, Мошех Лейб Лилиенблюм и Лев Пинскер, сначала верили, что еврейский национализм может быть успешным на русской земле, хотя Элиэзер Перлман, позже известный как Элиэзер Бен-Иегуда, к концу 1870-х годов утверждал, что еврейский национализм может быть основан только в Земле Израиля, в ивритоязычном еврейском содружестве. После погромов 1881-1882 годов этот аргумент приобрел много сторонников, и было создано движение, известное как Ḥibat Tsiyon — Любовь к Сиону, которое стремилось распространить эти идеи в Восточной Европе и основать сельскохозяйственные колонии в Палестине.
Хотя «Ḥibat Tsiyon» привлекала большое количество еврейской интеллигенции, она не смогла добиться значительных успехов среди масс и, казалось, угасала в 1890-х годах, пока не была неизбежно преобразована созданием Теодором Герцлем сионистского движения на Западе. Сотни тысяч российских евреев стали приверженцами нового сионистского движения, особенно под эгидой оппонента Герцля, культурного сионистского мыслителя Ахад ха-Ама, но сионизм в любом его проявлении вызывал резкое неприятие со стороны подавляющего большинства восточноевропейских раввинов, как хасидских, так и миснагдических, которые рассматривали это движение как еретическое. С не меньшей антипатией они относились к евреям, которых привлекало растущее социалистическое движение. Социализм начал привлекать приверженцев среди российских евреев в 1860-х и 1870-х годах и значительно вырос после 1881-1882 годов, и особенно в связи с индустриализацией и пролетаризацией сотен тысяч еврейских рабочих на рубеже веков.Таким образом, в 1897 году, в тот же год, когда Теодор Герцль основал сионистскую организацию в Базеле, Швейцария, в Вильно была основана Еврейская рабочая партия, известная на идиш как Бунд. В конечном итоге эта партия стала стремиться к синтезу социализма и еврейского национализма, имеющего ярко выраженную антисионистскую направленность. Бунд рано вступил в конфликт с Российской социал-демократической партией, которая требовала полного контроля над социалистической агитацией среди всех рабочих империи, включая евреев, что привело к временному выходу Бунда из общеимперской партии, в результате чего Владимир Ленин и его единомышленники оказались в большинстве социал-демократической партии (отсюда термин «большевики», что в переводе на русский означает «большинство»), в отличие от меньшевиков (меньшинство), чья марка социализма была гораздо ближе к марке большинства идеологов Бунда.
Кроме того, вскоре появились различные группы, которые пытались создать синтез между сионизмом и социализмом, а также гораздо меньшая группа, которая стремилась объединить сионизм и ортодоксальный иудаизм. Еще меньшая группа евреев, которые считали, что их еврейство полностью вытеснено приверженностью социализму, присоединились к большевистской партии, а иногда и достигли руководящих постов в ней, так же как значительная группа еврейских интеллектуалов и профессионалов присоединилась к российской либеральной партии, конституционным демократам, известным как кадеты.
Новая националистическая интеллигенция, будь то сионистская или социалистическая, нашла источники выражения в четырех новых литературных культурах, созданных для евреев и евреями в Российской империи. Во-первых, движение «Хаскала» породило чрезвычайно творческий ренессанс еврейской литературы, особенно в Вильно, Одессе и Санкт-Петербурге, в рядах которого были десятки необычайно талантливых поэтов, эссеистов, романистов и журналистов. Хотя сфера распространения этой культуры была ограничена теми, кто умел читать на иврите, в основном мужчинами, а также некоторыми женщинами, об успехе этого литературного расцвета можно судить по тому, что в конце 1880-х — начале 1890-х годов только в российской столице выходило две ежедневные газеты на иврите. К 1890-м годам в литературе появились произведения величайшего ивритского поэта современности, Ḥayim Naḥman Bialik.Гораздо более широкая аудитория была доступна для зарождающегося литературного движения на идиш, которое также имело свои корни в Хаскале, но особенно нашло поддержку среди небольшой группы интеллектуалов, привлеченных националистической и популистской мыслью. Особое значение для успеха современной литературной культуры на идише имели три ее основателя — Менделе Мойхер-Сфорим (Шолем Янкев Абрамович), Шолем Алейхем (Шолем Рабинович) и Й. Л. Перец. В то же время, когда сотни тысяч, а затем миллионы евреев учились читать, писать и думать по-русски (и меньшее количество по-польски), возникла увлекательная русская еврейская и польская еврейская культура, которая удовлетворяла потребности растущего числа еврейской молодежи, слабо знавшей идиш, а зачастую вообще не знавшей иврита. Эти две культуры часто привлекали евреев, тяготевших к российским и польским либеральным движениям, которые избегали еврейского отделения, борясь за эмансипацию евреев (и всех других меньшинств) в Российской империи.
В период между разделами Польши и русской революцией крупнейшая еврейская община мира кардинально изменилась во всех аспектах своего существования. Российское еврейство было в шесть раз больше, чем полтора века назад, и поэтому перед ним стояли исключительно сложные экономические и социальные задачи. Оно было богатым и динамичным в культурном, религиозном, политическом и литературном творчестве, но в то же время все больше и больше разделялось, и часто ожесточенно, по новым идеологическим и религиозным линиям. Его правовой и политический статус и отношения с меняющимся государством и его институтами мало походили на те, что были в первые годы его вхождения в состав Российской империи. В целом, российское еврейство в 1917 году было одновременно необычайно творческим и глубоко проблемным обществом, чего никто не мог предвидеть и что ученые до сих пор пытаются описать и проанализировать.